Даже не смотря на выработанную с годами привычку ложиться и отключаться, Джек страдал бессонницей. С чем то было связано? Хер его знает. Но началась она с самого въезда сюда. Он словно никак не мог приноровиться к британскому климату, к окружению. Его все бесило, все выводило из себя, и даже привычные походы по музеям и просто каким-то мелким достопримечательностям не делали хорошо. Он ведь живет в долбанном Лондоне не первый год, так почему же со въездом в эту проклятую квартиру у него сна ни в одном глазу в нормальное, адекватное для укладывания в кровать время?
Глаза он сомкнул ближе к трем. А когда наступил более-менее здоровый глубокий сон, до него кто-то дозвонился. Трель телефона была въедливой, приветом из тех времен, когда даже вибрирующая трубка могла упасть на пол и оставить там вмятину. Джек не сразу сообразил, кто звонит, потому что первой мыслью было не взглянуть на табло, а ответить. Он, кажется, даже глаза не открыл, а нажал на кнопку ответа и приложил трубку к уху, не произнеся и слова. Если кто-то вторгается в его сон, то явно сам все скажет.
И, блядь, сказал.
На первых же звуках голоса соседа Харрис открыл глаза и уставился в полумрак, освещаемый лишь звездами и фонарями с улицы. На последующих он молча приподнялся на кровати, так как спал на животе, то пришлось повозиться с одеялом, чтобы сбросить его с себя и спустить ноги на пол. Говорил сосед привычно быстро - и трау с неприязнью подумал, когда это для него этот стрекот стал "привычным", - но непривычно заплетающимся языком. Да он в дупель пьян. И кто этой девке дал нализаться?
Джек откровенно зевнул, однако, не издав ни единого звука. Зажмурился и потер ту сторону лица, что не была причастна к вслушиванию в лепет пацана. Блядь, сколько времени, какого хера он звонит, что ему нужно... Но тут звонок прервался, едва мужчина обрел способность мыслить и говорить, что-то спрашивать. Именно резкое прерывание звонка мигом его разбудило. Это было подобно мелочи, которая приводит к мысли, что идущая по улице женщина в задрапированных одеяниях не добропорядочная исламистка, а шахидка, и пора рвать когти.
Посмотрев на табло телефона, Джек получил ответ на вопрос: четыре утра. Сосунок узкоглазый, чтоб ему пусто было, поднял его в четыре, блядь, утра. Харрис наклонил голову набок, глядя в окно. Хорошее окно, от пола до потолка. В такое хорошо вот так сидеть и смотреть, без мыслей, без всяких выстраиваний планов. Но вот расхаживать в чем мать родила не стоит. Закинув руку за голову, взъерошив волосы на затылке, очень громко и сладко зевнул, поднялся с кровати. Если этот выблядок ему позвонил, то... что? Разве что-то надо делать? Кто они друг другу? Ну, соседи, а еще он изнасиловал его и сказал не вмешиваться в жизнь. Но вмешался. Джек поднялся и побрел на кухню. Ему хотелось кофе и послать все нахуй. Потому что жертва изнасилования себя так не ведет. Он не был психологом, но был достаточно сообразителен, чтобы понять: это вроде стокгольмского синдрома. И так быстро прогрессирует только у звездец как одиноких людей.
Положив телефон на столешницу, Харрис положил на нее обе руки. Нахмурился. Неожиданная мысль сверкнула и принесла своего рода озарение.
Это ж насколько надо быть одиноким, чтобы, при всей звезданутости, за помощью обратиться к тому, кто драл тебя в жопу?..
- Ууу, - протянул Джек, оглянувшись. - Где мои, блядь, джинсы.

Он позвонил на телефон соседа еще трижды. На второй звонок кто-то ответил, и все, что услышал - музыка, ор людей и невнятные бормотания. Сначала, когда натянул на зад джинсы, все же позвонил в квартиру напротив, но там было пусто. А вот эти крики и музыка подсказали - идиот был в клубе. Ну а где еще ошиваться шлюхе его фасона? Раздраженно процедив себе под нос все, что думает о нынешней молодежи, трясущей яйцами и задницами под невнятную музыку, Джек попытался определить, в каком из десятков клубов ошивается жертва собственной тупости. Ответ пришел весьма интересным образом: у одного из первых попавшихся клубов две девчонки - на лицо подростки, а одеты как элитные куртизанки - щебетали, что их любименький Джулиан Старр тусит в каком-то фирменном клубе. То, что соседа звали как-то похоже и он был звездат, Джек знал. И решил, что "наводку" стоит проверить.
Именно поэтому он уже через двадцать минут играл в гляделки с фейс-контролем. Те не желали пускать бородатого мужика в майке и джинсах "забрать приятеля".
- Послушай, - хмыкнул трау, подняв взгляд на амбала в черном, - я не собираюсь танцевать. Я пришел забрать одно тело, которое заблюет вам всех цыпочек.

Как воспитанный на истинных американских ценностях, первое, что хотелось спросить Джеку у соседа - "с тобой все в порядке?" - но, глядя на его изрядно потрепанный вид, в котором "нормального" не было вообще ничего, он прикусил язык. Похоже, он ввязался в драку. Подумать только, как в принципе это хрупкое и назойливое существо могло получить... Харрис без веселья хмыкнул. А, ну да, как же, как же он мог забыть. Но прежде, чем он двумя пальцами взял соседа за ворот и довел до машины, тот решил на нем повиснуть. Под всеобщее улюлюканье тонкие руки-веточки сомкнулись бульдожьей хваткой на его шее, и трау ничего не мог с этим поделать. Только испепелить толпу взглядом.
- Пришел, пришел, - процедил он не самым добрым голосом и, проигнорировав все окружающие шумы, крики и вопли, подхватил парня за пояс и развернул. Потому что машина находилась в паре метров от места сбора толпы перед дверьми клуба, и, похоже, праздник у пацана закончился. Надо было его доставить домой, вот Джек и тащил его, по большей части, полагаясь на свои ноги, чем на его.
- Ты че творишь? - довольно ровно поинтересовался, когда они дошли до его джипа, и Харрис улучил момент для вопроса, оперев парня о заднюю дверь. Взяв его за плечо, подвел к открытой двери на пассажирском сидении, и насильно усадил. Благо, сосед не сопротивлялся. Захлопнув дверь, потряс головой, обошел машину и сел за руль.
- В своем уме? - включив мотор, бросил гневный взгляд. Время клонилось к началу шестого. - Сходи к блядскому психиатру там, или куда все нормальные ходят. Тебя же могли утопить в какой луже, идиот.

Спьяну люди говорят многое, и немало из того - лишнее, о чем трезвый никогда бы и словом не обмолвился. Но Джек почему-то был твердо уверен: этот пацан несет всякое даже в трезвом виде. Тогда почему сказанное им звучало как-то... разумно? Поэтому Харрис хмуро уставился на скулящего пьянчужку, когда заурчал мотор джипа. Убивать? Это недоразумение убивало?.. Можно было списать на нервный срыв у мальца, если бы Джек не был военным да из спецподразделения чуть ли не всю свою сознательную жизнь. В этом пьяном бреду было немного того, что заставило мужчину еще раз взглянуть на парня, но на этот раз без подозрительного недоверия.
Шумно и ворчливо вздохнув, Джек опустил ногу соседа на пол. Потянулся, чтобы пристегнуть его, а то ведь это чудо еще лоб себе расшибет - с пространством в своем состоянии он явно не дружил.
- Тихо, - рыкнул, пока пристегивал. - Ты вот зря меня запомнил. Лучше тебе завтра проснуться с похмельем и без мыслей обо мне.
Он отодвинулся, поерзал на месте водителя. Ему не нравилось говорить такие вещи, да и в принципе говорить кому-то... после того, что было. Обычно те, с кем он не был ласков, предпочитали его избегать. И все те остались в прошлом, в стране, куда ему хода нет.
Джек вырулил с места парковки и направил машину в сторону дома.
- У тебя что, нету, кому позвонить? - все же решил спросить. - Друзья, знакомые, родственники?

Джек перестал удивляться, что сосед знал о его гостях, вернее, их отсутствии, и исходящих, еще когда тот доминал его всеми возможными способами. Ведь как-то в его телефоне появился номер, с которого приходило мусора больше, чем в его почтовый ящик рекламных флаеров. Да и злиться или возмущаться очередным вмешательством в его личное пространство Джек не хотел. Наверно, потому, что еще не совсем проснулся. Только поскреб пальцами по собравшимся на лбу морщинам, потому как все равно удивленно вскинул брови. "Тогда". Это, блядь, когда, простите, он был спокоен, когда в очко его драл? Ну да, там было затишье. Харрис даже как-то сдавленно хмыкнул. У соседа были странные, очень странные представления о добре и зле, о спокойствии и жизни в принципе. Но высмеивать это не хотелось. Кажется, пацан и сам себя неплохо наказал за... а за что, кстати? Наверно, за слабость. Вот же неудачник, а.
- Нет, - вполне честно проговорил, покосившись на вдруг обросшее разноцветными волосами плечо. Но сбрасывать не стал, только прочистил горло и нахмурился, следя за дорогой. - Нет, не позвонил.
Можно было заткнуться и провести дальнейшую поездку в молчании, да только малец молчать не станет, как пить дать. Радио вряд ли сейчас работает, и слушать лепет пьяного соседа под лейтмотив дурацкой попсы как-то не было желания. Поэтому, вздохнув опять, Харрис принял решение таки сказать пару слов. Он же сам сказал, что все забывает, а психоаналитик Джека остался где-то там, за бугром.
- Все, кто у меня был, - вздох, - закончились. Я никому не нужен, потому что я опасен. Ты это проверил на своей шкуре.
Хмыкнул, но, как и ранее, в этом смешке было больше горечи и ненависти к себе, чем веселья. Казалось, эта злоба на себя и сжигает в нем все хорошее, но если вам что кажется - пора креститься.
- И ты не должен был мне звонить. И не должен был, - он покосился на парня, - ввязываться в драку. Как тебе такое в голову пришло?

Джек опять вздохнул. Парень со своими извинениями вообще не уперся. Зато на плече, кажется, уже успел пригреться и устроить себе подушку. Трау оставалось только опять вздохнуть и недовольно поежиться: как-то он очень хорошо подумал о лондонской погоде, и в майке ощущалась неприятная утренняя сырость. И то, что он сказал достаточно много слов малознакомому пацану, которого успел серьезно так оприходовать. Это не позволяло Харрису остановиться и вышвырнуть пассажира на улицу. Дело было не в гнетущем чувстве вины, которое все же немного посасывало под ложечкой, как заевший и осточертевший лейтмотив какой-то дурацкой назойливой песенки: сейчас Джулиан был для него как ребенок, а ребенка солдат не обидит.
- Нет, - кажется, это был наиболее частый ответ на все, который только мог быть в арсенале Джека. - Я все выбросил.
Потому что ему вполне хватало одного шампуня, который мог использоваться и как мыло, и как гель для душа, и даже как пена для бритья, если он забывал купить, а бороде требовалось немного участия хозяина. Но вот пару кремов, которые были зачарованы им самим, вроде как лежали и ждали своего часа в морозильнике. Потому что эффект в тепле быстро пропадал.
- Синяки не прошли? - решив, что самый момент выяснить, Харрис покосился на парня. - Ты заявлял копам или врачам?

От этих мотаний головой Джеку стало спокойнее. Он даже как-то откинулся на своем сидении, расслабленно вел машину по самому короткому пути к дому. Их дому. Поморщился, потому как... ну, это даже в мыслях звучало странно. Ему и вправду надо было вышвырнуть его на какой-нибудь автобусной остановке, чтобы покатался, приобщился к народу - нормальному народу - и проветрил мозги. Потому что комочек того мусора в его башке явно был забит чем-то не тем. Харрис не переживал: оценивал ущерб. Джулиан был фигурой известной и популярной, это было понятно даже такому луддиту и пофигисту, как Джеку. А это значило, что пацан работает денно и нощно, хотя порой кажется, что он не делает нихера. Значит, травмы, которые мужчина на нем понаставлял, когда объяснял, чем обернется вмешательство в чужую жизнь, надо залечить. Эти синяки сами собой проходить будут долго, а дурачина, похоже, не знает даже, как набирать скорую. Кажется, того порошка с толчеными волосами селки осталось немного, но для этого надо кое-что сделать.
Джек шумно вздохнул.
- Ладно, - словно сам с собой договорился, - сейчас ты приедешь, залезешь в ванную, смоешь эту... - он обвел рукой всего парня, - хрень с себя и будешь ждать меня.
Потому что ему надо было сходить к себе за кремами, мазями и порошками, и сделать одну вещичку, а для этого требовалось время. Можно доверить сборы и дубликатам, но чертовы копии порой жутко бесили и были нерасторопны. Или просто Джек не доверял себе настолько, что хотел сделать все сам. Вот такая запутанная логика.
Он припарковался у подъезда, отщелкнул ремень у Джулиана, кивнул.
- Давай, на выход.

В отличие от соседа, у Джека не было стремления облапать всех и вся. Поэтому, когда его вконец достало это гребанное желание, он безо всяких осторожностей и нежностей двинул парня в бок. Кулаком.
- Кончай с этим, - недовольно рыкнул, но все же взял за предплечье, словно провинившегося подростка. - Я тебе не вешалка.
И не консьерж, и не телохранитель, и даже не тот, кто будет вытаскивать из клубов в любом состоянии. Однако ж вытянул и даже до дома подвез. Харрис жалел о том, что в принципе выбрался из кровати, зачем-то вознамерившись помочь тому, кому помогать не стоило. Он же решил быть эгоистом, так какого хера? Словно сам себя раздраконив, нахмурился и кое-как довел доходягу до лифта. Тот вроде не сопротивлялся особо: так, пару раз чуть не поцеловался со стеной, может, подвернул ногу. Какая разница. Надо замочить его в ванне с порошком селки, и все как рукой снимет. Даже похмелье. А жаль. Но иначе он может доставать его неведомо сколько, поэтому чем быстрее он избавит идиота от ссадин, тем быстрее идиот отстанет от него. Хотелось верить, что это сработает.
- Ключи где? - тормознув у самого входа в квартиру соседа, трау раздраженно фыркнул и потянул к своей двери. - Ладно, хер с тобой, в моей отмоешься.
Открывал он недолго: всего-то привалить парня к двери и достать ключи. Придержал, когда дверь была открыта, чтоб не грохнулся носом в пол, довел до двери в ванную комнату, надо сказать, весьма чистую для холостяка. И без приснопамятных баночек: их Харрис и впрямь вышвырнул.
Джек не стал оставлять момент с наполнением ванной на парня, и открыл воду, отрегулировал температуру. Вытащил из шкафчика полотенце, оставил на вешалке.
- Снимай это дерьмо, - ровно приказал, нахмурившись и почесав лоб. - И залезай. Тебе надо отмокнуть. Сейчас приду.
И он ушел искать чертов порошок.

Пузырек с волшебным порошком из толченных волос селки спрятался на самом дне походной сумки. Он ее запихнул под кровать на втором этаже, и поэтому искал долго: квартира из двух этажей все еще не шла ни в какое сравнение с казарменными двухъярусными койками. В этой кукольной квартире, обставленной каким-то левым дизайнером, даже матрацы были мягкими, не поспать толком, и потому Харрис спал на полу. А что, довольно удобно. Поэтому он смел в сторону расстеленную простынь с подушкой и одеялом, нагнулся и вытащил темно-зеленый тюк, все еще вонявший пылью, потом и кровью. Харрис не стирал его уже сколько, полгода? Чихнув, извлек как пузырек с порошком, так и мазь, которая помогла заживлять раны быстрее. Кажется, он сам ее сделал, только из чего - хрен его знает. Может, делал под обстрелом, или в подвале, или еще где. Там, в местах военных операций, надо было действовать инстинктами, а не умом, иначе можно было не выжить. У трау пока получалось довольно неплохо.
Держа обеими руками пузырьки и баночки с волшебными снадобьями - и он бы хотел поржать над этим, но "сравнение" было сущей правдой - и спустился вниз. Из ванной слышалось пение, и Джек, нахмурившись, направился туда, не взяв дополнительное полотенце: мало ли, понадобится. Когда же он вошел, то замер на входе. От удивление его лицо быстро скатилось до хмурости, да еще такой густой, угрожающей, недовольной. Сгрузив все, что было в ладонях, в раковину, он с каменным лицом открыл зеркало, достал оттуда ножницы, которыми обычно подстригал бороду. А затем резким движением схватил Джулиана за его треклятый топ и буквально разорвал - помогая себе ножницами.
- Я же, блять, сказал, - остервенело рычал, пока ножницы кромсали ткань, - снять эту херню! Что, блять, у тебя в ушах?!
Конечно, его не интересовало, что подумает или сделает парень. Но, чтобы сильно не буянил, отвесил его увесистую пощечину, схватил за плечо и буквально вытащил из ванной. Вместе с Джулианом на пол плюхнулось немало воды, но то, казалось, мало волнует Харриса, потому как он присел, придавливая коленом к полу, взялся резать и штаны соседа.
- Кто тебя воспитывал, придурка, - матерился себе под нос, пока ножницы наконец не освободили от одежды. Сверкнувшая наготой задница вызвала недвусмысленные позывы, но Джек сдержался. Он не педик, мать вашу, неа, и хватит об этом думать. Надо думать о том, как запихнет это чудовище без мозгов в ванную и там... хорошо бы утопить, но надо смыть следы былых преступлений. И те синяки, что могли появиться сейчас, тоже смоются.
- Теперь, - поднялся, сложив ножницы, - залезай обратно.

Джек вскинул подбородок, когда этот мелкий засранец решил на нем повиснуть, словно детеныш ленивца. А потом еще кусаться вздумать, ублюдок. Терпеть пьяного голого кусающего азиата, месяц выносившего мозг, у трау не было ни сил, ни желания, поэтому, бросив ножницы в раковину и взяв его под мышки, Джек буквально втащил того в ванную. И усадил в воду - то, что осталось от "первого набора", потому как почти половина сейчас задорно хлюпала на полу. Черт, что скажут соседи... лишь бы все это дерьмо не потекло, а то он не очень пылает желанием делать ремонт всем этажам внизу.
- Еще раз укусишь - зубы выбью, - потому что Харрис утомился говорить с этим мудаком по-человечески, ведь он нихера не понимает нормальную речь. Говоришь "делай то-то", а он брыкается, просишь не лезть в жизнь - он лезет до тех пор, пока не выебут. Кто так делает? Неужели нет понимания, что у людей может быть своя жизнь, своя зона комфорта, в которую нельзя лезть вот так, семимильными шагами? Похоже, нет. Похоже, вся эта звездная жизнь сделала из мальца неадекватную социоблядь, и он понимал только грубую силу. Что же, их есть у Джека, и немало.
Раздраженно выдохнув, Джек вырубил воду: она ведь бежала, и бежала, и бежала, и уже опять набралась целая ванна. Потянул руку за пузырьком с порошком, достал ее, открыл затычку и посыпал в воду - совсем немного, два раза. Три для человека будет смертельно: еще омолодится и хватит альцгеймера двухлетнего срока, будет неловко. Это для фэйри можно дрянь сыпать пригоршнями, если совсем распотрошили, но с людьми надо поосторожней. А раз за месяц у Джека не возникло никакого желания сблизиться с этим придурком, то он точно человек. Очень неразумный хомо сапиенс, еще и бухой.
Закрыв пузырек и сунув в карман джинс, Джек хмуро наблюдал, как порошок буквально расползается по воде, словно мелкие щупальца. Эти самые "живые полоски" прилипали к телу парня и словно бы проникали под кожу. И нет, Харрис не смотрел на его хозяйство: больше интересовало, как зачарованный порошок затягивает синяки на запястьях. Вот это было очень увлекательное зрелище. Правда, оно должно было его и отрезвить... Но с этой проблемой можно и потом разобраться.
- Так-то лучше, - скрестил руки на груди, вздохнул, бросил взгляд на наручные часы... вернее, на то место, где они должны быть. Верно, лежат себе на прикроватной тумбочке, скучают.
- Блядь, - разозлившись на мгновение, провел рукой по волосам. - Ладно, сейчас около... шести. Во сколько твой агент просыпается? Ты уже в состоянии адекватно говорить?

Эти гражданские, спящие по двенадцать часов, порой приводили его в бешенство. Но сейчас подпрыгнувший, словно в жопу ужаленный, пацан не вызывал ничего, кроме смеха. И потому Джек усмехнулся - весьма равнодушно и совершенно пофигистично. Это было похоже на гавканье мелкой собачонки на огромного бойцовского пса, которому чхать. Что Харрис и сказал.
- Мне срать на тебя или твоего агента, - процедил, отвернувшись, подойдя к вешалке и швырнув в парня полотенцем. - Но у тебя же мозгов, что кот наплакал. Не удивлюсь, если ты сиганешь из окна вниз. За тобой нужен присмотр, а раз никого, кроме агента, у тебя нет, то пусть он следит за тобой.
Он отвернулся, и пацану была только его спина. Трау закинул руку за голову, положил ладонь на шею, напряг шею и повел назад, а ладонью словно оттягивал вперед. Разминал, потому как от всей этой херобени у него знатно разболелась черепушка.
- Ты сам виноват, ушлепок, - наконец произнес то сакральное, что жертвам насилия не следует говорить. Но Харрис не собирался оставлять громкие слова мальчишки без внимания: пусть знает свое место. - Не надо было меня доставать. Вытирайся и вали к себе, от тебя и так слишком много беспорядка.
И он вышел из ванной, направился на кухню, чтобы сделать кофе. Ведь он тоже хер уснет, после такой-то встряски. И в горле пересохло. Он словно за сегодня проговорил больше, чем за год, или даже все два.