Гринвич, по мнению Ричарда Далтона, всегда был и оставался идеальным боро как для прогулок, так и для жизни. Гринвич хоть и был лишен заманчивого флера люкса и престижа той же Белгравии, например, все же находился в пределах приятной второй-третьей зоны, и вообще дышал водой, зеленью и очарованием истории. Некоторую, не самую большую, но все же в какой-то степени внушительную часть своей коранидской молодости (когда Ричард не был занят более важными делами, разумеется) он провел в мечтах о том, что когда-нибудь прикупит себе апартаменты прямо здесь, и, конечно же, непременно рядом с парком, по утрам он будет совершать пробежки вдоль Темзы, мимоходом любуясь гордой Катти Сарк, а потом… В общем, иногда Ричарду казалось, что жизнь его к тридцати пяти годам будет протекать примерно таким вот прекрасным, связанным с Гринвичем образом.
Ричард почти не ошибся.
Сейчас Далтону было уже тридцать шесть, и к этому времени Гринвич все же стал частью его жизни. Но немного не в таком виде, в котором Ричард рисовал себе эту связь.
Здесь, как рассуждал сам Далтон, когда оказывался в более философском настроении, стоило отметить, что сам-то Ричард считал себя благопристойным, поддерживающим – на деле почти несуществующие – традиции семьи коранидом. Что ни в малейшей степени не помешало ему определенное время назад завести некоторый бизнес с Дианой Уотни – ведьмой.
Бизнес звучал немного меркантильно и возможно даже немного нездорово для непосвященных: некоторые разной степени драгоценности кусочки его, гордого фейри, оказывались частью магических ведьмовских ритуалов (при которых сам Далтон счастливо отсутствовал) в обмен на артефакты очень нужного Ричарду свойства. В определенный момент своей жизни, момент острой нужды и наисуровейшей необходимости, совершенно отчаявшийся заполучить драгоценный фамильный амулет, Ричард преодолел страх, ужас, собственные предрассудки, метро подземное, метро наземное и надземное легкое, затем еще пару – уже общесемейных – предрассудков, и в конечном итоге все же нашел себя у крыла того, что когда-то было заброшенной фабрикой.
К психологическому и моральному здоровью Ричарда, работал он в галерее и с художниками, предпочитавшими сосредотачиваться на современных течениях искусства, и потому почти моментально почувствовал себя как дома. Или как на работе – это с какой стороны посмотреть. Побродив кругами с десять минут, он, подгоняемый Вопросом Жизни и Смерти, все же прошмыгнул внутрь.
С тех пор он частенько захаживал в пропитанный так хорошо ощущаемой магией лофт уже без десятиминутных метаний.
Приобретаемые Ричардом амулеты выдыхались быстро, лгать серьезно не позволяли, но на большее Далтон и не рассчитывал. Во-первых, он все еще ждал полноценной фамильной милости. Во-вторых, сделки казались ему прозрачными, честными и справедливыми.
В это прохладное сентябрьское утро Ричард, по дороге любуясь шипастой O2, думал о том, как ему повезло найти ведьму, которая даже после продолжительного перерыва в их своеобразных отношениях все равно радостно примет его и смастерит ему пару так нужных для грядущей и потенциально профитной выставки амулетов.
В это внезапно ставшее еще более прохладным сентябрьское утро, Ричарда ждал сюрприз. Сейчас подозрительно непривычно обставленный и открытый всем гостям лофт не имел одной существенно важной детали – самой ведьмы. Дианы не было. По крайней мере, в обозримом пространстве. А ведь она всегда бывала здесь в это время! Осторожно ступающий вглубь ведьмовской мастерской Ричард вместо Дианы Уотни заприметил другое, молодое большеглазое создание.
“Какого?..” – подумал про себя сражающийся с подступающей нервозностью и остановившийся почти у самого входа Ричард.
– Прошу меня извинить, – вежливо, с легкой, допустимой в приличном обществе ноткой удивления произнес Ричард вслух, – я могу увидеть миз Уотни?

Все это было крайне подозрительно. Ричарда, зачем-то осмелившегося ступить дальше в пространство лофта, немедленно поглотило дурманящее облако чего-то крайне пахучего. Случались с ним короткие мгновения, когда Ричард позорно жалел о том, что он не человек. Они случались с ним особенно часто летом в метро, в эзотерических магазинах, если его туда каким-то диким образом затаскивало очередное знакомство, и вот сейчас, когда подло обостренное обоняние заставило его прокашляться и проморгаться. Занятый борьбой с адаптацией к пространству, Ричард пропустил несколько явных признаков отсутствия в лофте других людей, деликатно, как ему казалось, кашлянул еще раз, последний, и радостно засверкал глазами в сторону, указанную кивком юной барышни, после чего, однако же, мгновенно сник.
– Мне так жаль, – Ричард не лгал, даже если бы и мог – ему действительно, по-настоящему и изо всех душевных сил было жаль себя и расставаться с источником маленьких полезных амулетов. Да и когда знаешь человека, пусть и человека-человека, не один год, невольно прикипаешь к ним своей лучистой фейри-душой.
Ричард уже рисовал себе, как в следующий раз он будет ехать в Гринвич в уже меланхоличном настроении, потом он усядется на траву перед Квинс-хаус, грустно вздохнет и возведет глаза к небу, вспоминая Диану Уотни. Он так ярко все себе нарисовал, что глаза его невольно увлажнились опять, и коранид тяжело, долго вздохнул. Видимо, во всем были виноваты постимпрессионисты, которых уже завезли в галерею. Ох уж эти чувствительные натуры...
Постимпрессионисты, соседствующие с другими предметами искусства, которых ему надо было скоро и дорого продать, тут же вернули Ричарда обратно в лофт.
– Белинда Уотни! Очень приятно. Меня зовут Ричард Далтон, – пока Ричард выдавал это с ласковой участливой вежливостью и почти харроуским произношением и интонациями, он одновременно выстраивал цепочку «Уотни – дочь – ведьма – амулет – все не так уж плохо – ?».
В очередной раз выплыв из пруда своих мыслей обратно в реальность, Ричард поднял голову и заметил загоревшийся в глазах Белинды огонек, и это заставило его замереть на месте. Он осторожно, будто стараясь не подавать юной ведьме никаких идей, перевел взгляд на кипятильник. Интересно, какова вероятность получить этот предмет в непредназначенные для этого места при таком-то юном задоре? И успеет ли он среагировать? От этих колдовских личностей с энтузиазмом ожидать можно буквально всего.
Но материализовавшаяся мысль, что, возможно, расставаться с миз Уотни ему, фактически, не придется, поддержала Далтоновские моральные силы и даже заставила его свободнее приблизиться к нынешней хозяйке семейного дела. Он даже почувствовал какую-то неожиданную зависимость от этой молоденькой, очевидно начинающей пылать особым внутренним жаром Уотни. Он вдруг настолько уверился в том, что все, действительно, вовсе не так плохо, как казалось ему пару минут назад, что едва не ответил “да” на каждое из предложений. Но, разумно остановив себя на полумысли о свече, проклятии и метеорологах, покачал головой и неторопливым шагом подошел к Уотни уже совсем близко. Пора было отринуть страх раскрытия и кинуться в дело, которое и привело его в Гринвич. Чуть склонив голову на бок и постаравшись улыбнуться как можно более многозначительно, но не так, как какой-нибудь маньяк из “Убийств в Мидсомере”, Ричард вкрадчиво произнес:
– С этим – не сегодня, сегодня без чая и свечей. Но помочь вы мне все же можете, Белинда, потому что нужны мне именно вы.
В подтверждение своих благих намерений Ричард улыбнулся еще более вкрадчиво и на порядок многозначительнее. На этот раз проследить за достойным приличного коранида и бизнес-партнера уровнем действий по шкале “невинный прохожий – безумный душегуб и маньяк” Ричард забыл – сказались предвкушение и не вовремя вновь подступивший привычный страх перед первым признанием. Спохватившись, коранид зачем-то опять чуть нервно улыбнулся и выжидательно посмотрел на Белинду.

Белинда Уотни обладала потрясающим даром. Ричард пока не знал, как там у нее обстояли дела с профессионально-магической стороной жизни, но кое-что ей удалось прекрасно – она заставила его позабыть о своем врожденном страхе разоблачения. Вместо того, чтобы беспокоиться о том, как потактичнее и без лишнего вреда для собственной нервной системы признаться в своем происхождении, и после этого плавно перейти к, собственно, делу, Ричард полностью отвлекся и сейчас опасался других вещей.
Песенка его даже порадовала. Мало того, что он вспомнил молодость, так Далтон еще и решил, что это юная Уотни с такой силой вкладывает душу в свое дело – вот, даже позаимствовала и адаптировала музыкальную тему для услуг. Немного странно, да, но, в конце концов, чего только не сделаешь ради борьбы за клиента. К тому же, он был воодушевлен проступившим еще до песни заразительным воодушевлением Белинды, и поэтому вообще все воспринимал в теплом приятном свете. Сейчас он все максимально спокойно объяснит, они договорятся, и…
Но тут началось действо несколько другого порядка. Он и выдохнуть не успел, как оказался в водовороте энтузиазма и деятельности, и вот он уже сидит в кресле, с неожиданной растерянностью оглядывая вылетевшие из него пару секунд назад предметы. А когда он почувствовал, что за его спиной к чему-то готовятся, Ричард разволновался еще сильнее. Он посмотрел на одну из кошек в поисках объяснений и защиты, потом покрутился на месте, пробормотав: “Спасибо, все это звучит заманчиво, но…” – а потом оказался участником еще одних событий, так и не успев намекнуть, что все же да, амулет, но по другим поводам. И от одного против неудобных вопросов он бы тоже, кстати, не отказался. Но шанс был упущен ровно в тот момент, как на его темя опустилась ладонь Белинды. И тут Ричард притих совсем, то и дело забывая нормально дышать.
А затем он все же задышал ровно, даже через нос, и в его сознании уже почти вырисовывалась та самая бежевая бесконечность (интересно, правильный ли он подобрал оттенок?), но очередная реплика молоденькой ведьмы привела его в порядок быстрее, чем это сделало бы ведро ледяной воды средних размеров.
– Зачистки чего? – встрепенулся и с некоторым слегка позорным испугом поинтересовался Ричард. Отчего-то ему показалось, что беспокоиться все же есть о чем. Начав считать месяцы, прошедшие с марта, Далтон бросил затею уже к маю и с не проявлявшимся ранее проворством развернулся в кресле.
– Белинда… – начал он вкрадчиво, после чего схватил ее за запястья, нарушив мерную пляску кристалла, посмотрел девушке прямо в глаза, не ослабляя хватку и стараясь контролировать силу, и снова заговорил так же негромко и неторопливо, невольно срываясь на чуть заметное шипение на соответствующих звуках. Такое с ним случалось не так уж часто – когда он уставал, злился, или специально вот в такие моменты, в котором он сейчас был с Белиндой: иногда Ричард умел показать, к какому племени он принадлежит, – я здесь не для зачисток и не ради амулетов против зависимостей.
Хотя, опять же, если хорошо подумать, избавиться от текущей средней легкости зависимости от “Fruit Ninja” было бы очень неплохо.
А еще поддерживать флер опасности, смешанной с таинственностью, Ричарду становилось все труднее – поза, в которую он себя изогнул, не слишком располагала к долгим разговорам. Ощутив, что дольше он так не выдержит, Ричард медленно, но с той же таинственностью отпустил запястья миз Уотни, извинился за рукоприкладство одним взглядом и вновь нормально уселся в кресле. И сделал глубокий вдох – пора было окончательно собраться с силами и сказать, зачем он пришел.

“Поебень” однозначно не входила в жизненные планы Ричарда. Эта мысль вспыхнула настольно ярко, что своим светом перебила даже начавшие было беспокоить коранида откровенные опасения за собственное здоровье – настолько пристальным был внимательный, изучающий взгляд Белинды.
Задумчиво наблюдая за стараниями и страданиями Уотни уже своим, но невидящим взглядом, Ричард перебирал в памяти события последних дней и недель своей жизни. Обыденные события при ближайшем рассмотрении вдруг начинали играть новыми красками. И как он всего этого не замечал?! Ведь правда, он действительно страдал всеми симптомами! Взять хотя бы памятный ланч пару недель назад – его вдруг потянуло на горячий сэндвич с салями, хотя обычно он брал рап! Вот только кто же его возлюбил (профессиональный ведьмовской термин, наверное)…
Так и не сумев подобрать подходящую кандидатуру на роль заклинателя своей любовной жизни, Ричард встрепенулся от голоса Уотни, моргнул и мгновенно захотел избавиться от магической поебени раз и навсегда – ему вполне хватало и своей, врожденной, спасибо большое. Готовый избавляться сию же секунду, он, к тому же повинуясь жалобному взгляду Уотни, с энтузиазмом, выражающим согласие на освобождающий ритуал, упал на колени и, не поддержав светские начинания, с трудом помог Белинде вытащить наружу какой-то ящик, о чем тут же и пожалел. Ведьмы ведьмами, ритуалы ритуалами, но вся конструкция выглядела и пахла уж слишком подозрительно. Но раз уж это единственное средство…
– Мы с вашей матушкой, – начал Далтон с тихой торжественностью, после того как поднялся на ноги, выпрямился, отдышался и отряхнул руки, но вдруг замолчал, опасаясь, что это звучит странным началом к какой-нибудь драме в стиле “Ист-Эндерс”.
– У нас с Дианой Уотни существовал небольшой устный договор, – уже лучше выбирая интонации, заново начал свое признание Ричард, – ваша мама мастерила для меня некоторого рода амулеты в обмен на небольшие особые услуги с моей стороны.
Но прежде чем нырять глубже в условия сделки, Ричард внимательно посмотрел на Белинду и с вежливым, но вовсе не праздным любопытством поинтересовался: – Вы ведь занимаетесь амулетами, мисс Уотни?
Кто знает, может, среди молодых лондонских ведьм все это уже не так модно и прибыльно.

Пока Далтон обеспокоенно прикидывал, что могло случиться с Белиндой и почему она выглядит еще большим энтузиастом, чем даже раньше, аура дела, за которым пришел Ричард, снова опустилась на их маленькую компанию. Заветное слово “амулеты” вернуло Ричарду способность дышать и улыбаться.
Но улыбался он недолго: при виде двуручной пилы Далтон резко решил, что плакать для взрослого фейри – не зазорно. И почему-то “не думаю, что пригодится” Белинды не заставило его решить обратно.
– Нет, – чуть слышно пролепетал Ричард в ответ на вопрос о заболеваниях, продолжая с утроенным подозрительным вниманием наблюдать за возникающими из ящика предметами. Выражение остекленевших примерно с век назад глаз голубя живо (ирония на иронии) и напомнило Ричарду его же собственное – вообще, скорее всего, Далтон сейчас отличался от несчастной фигуры голубя только размерами.
И тут Ричард подумал: а может, пусть оно остается, это заклятие? В самом же деле, пока он не кидается ни на кого на улице, желая немедленно получить любовь вот прямо здесь, все неплохо. Ну съест он какое-нибудь новое блюдо, ну и что – будет лишнее приключение в жизни.
Так и не осмелившись высказать краткую версию своих мыслей вслух, Далтон обреченно поплелся назад к креслу, где и получил мастерский прицельный удар. В последний момент успев заменить желаемое слово, которое точно выразило бы его отношение к внезапным поцелуям ножки стола и колена, отчаянным эвфемизмом, Ричард затем кое-как устроился в кресле и покорно принял свечу из рук Белинды.
И в это мгновение Ричарда настигло Озарение: Далтон увидел себя со стороны – испуганного и при свечке – и эта картина сделала его очень грустным. А через секунду после этого Ричард испытал острейшее желание засунуть эту свечу кому-нибудь в непредназначенные для этого места. Не Белинде точно – она искренне старается помочь и вообще, она же леди, очаровательная хозяйка магического лофта и единственный шанс Ричарда на амулет; животных тоже жаль, себя – тем более. Но если бы здесь был кто-то еще, Ричард засунул бы. У Далтона даже мелькнула шальная мысль дождаться фигуру в балахоне, подпустить таки к краю и засунуть свечу ей или ему – под балахон, резко и с чувством, но, видимо, безопаснее было все же оставить страстное желание неосуществленным, чем заигрывать с фигурами неопределенного пола из зеркала из ведьминого сундука.
А потом Ричарда одолела другая напасть – теперь, вопреки инструкциям, ему в голову лезли образы черных котов верхом на логарифмических линейках, которые, пользуясь близостью линеек, мерялись…
– Я коранид, – внезапно даже для себя вдруг выпалил Ричард; подняв жалостливый взгляд на Белинду, он повторил снова, так, как это сделал бы 007 на его месте: – Обычный коранид. Может, этот факт позволит нам обойтись без этих…
Ричард умолк, стараясь подобрать более подходящее для ушей юной леди выражение.
– …Манипуляций, – наконец осторожно закончил мысль Далтон и зачем-то помахал злосчастной свечкой перед собой.